Зоиного жениха Володьку Петухова арестовали за драку, в престольный праздник Петров день. Березовка извечно враждовала с соседним селом Черницыным — из-за чего, никто не знал.
Однажды Черницынские парни пришли бить березовских. На пути случайно оказался мужчина, пришедший в Березовку к родственникам в гости. Володька, приняв его за Черницынского, первый ударил и сшиб с ног. Потом мужчину били другие березовские парни. От побоев он скончался в больнице.
До этого Володька около года встречался с Зоей, своей сверстницей, жившей в Березовке и работавшей, как большинство девушек, в райцентре на ткацкой фабрике.
На работу девушки отправлялись часа за полтора до ее начала и после трудной смены возвращались в свою деревню.
Какая это была красивая дорога! Из деревни она спускалась по широкому полю к ручью, по обочине справа и слева росли огромные березы и кусты ивняка. Но особенно хорошо в начале лета, когда деревья шумят полным листом и пахнет молодой зеленью.
Но в кромешной тьме, поздно вечером или рано утром, когда еще не рассвело, жутко бывало девушкам в роще, и они не отваживались ходить и в одиночку.
Некоторое время шагали все вместе, потом расходились парами. Зоя и Володька тоже оставались вдвоем.
Володька нравился Зое, нравилось его лицо с крупными красивыми чертами, нравилась его беспечность, сила и удаль. Говорили они о самом обыденном —о делах, своих товарищах и подругах. Останавливались на опушке леса под березой, у которой ветки от старости росли вниз, и делались незаметными.
— Будешь меня ждать из армии? —спрашивал он.
— Конечно, буду, —отвечала Зоя, несколько даже обижаясь на такой вопрос.
У них все было ясно без слов: он вернется со службы — и они поженятся. Купят дом или получат квартиру, появятся дети, станут растить их. Сердце замирало от ожидания близости, которую переживут, когда будут принадлежать друг другу.
Что такое три года разлуки по сравнению с тем долгим счастьем, которое ждет их! Письма скрасят одиночество, возможно, он приедет на побывку или она съездит к нему—так незаметно пройдет время.
И вдруг все разом оборвалось.
Зоя присутствовала на суде, сидела в первом ряду, сосредоточенно глядела на судью, прокурора и Володьку. Обритый и осунувшийся, он изменился до неузнаваемости и больше походил на мальчишку, чем на парня.
Все знали, что грозит ему —десять лет тюрьмы. Столько ему и дали, несмотря на речь защитника. Зое захотелось закричать, что совершился несправедливость — били все, а судят одного, — но у ней не хватило сил крикнуть.
Да и все равно ничего не изменишь. Судья с прокурором, конечно, догадывались обо всем. Но не будешь судить всю деревню —парням скоро в армию. Поэтому проще взвалить всю вину на одного, а ссыльные пусть идут и служат.
Зоя заплакала: рушилась ее надежда на скорое счастье. Она понимала, десять лет— не три года, это вся молодость, почти вся жизнь.
Через несколько дней после суда перед отправкой Зое и матери Володьки, тетке Марье, разрешили с заключенным свиданье. Они передали передачу. Конечно, с таким сроком его здесь не оставят, а зашлют невесть куда.
Они не сказали ничего друг другу. Да и как скажешь, когда рядом милиционер, незнакомые люди, пришедшие проститься со своими близкими. Все всхлипывают, подвывают, охают, дают наказы:
— Ты тама уж слушайся начальства-то.
Глядя в ставшие огромными от всего пережитого глаза Володьки, Зоя сказала всего одно слово:
— Пиши.
Вестей долго не было. Только через полтора месяца он прислал матери письмо из далекой Сибири. Володька кратко сообщал: работает в тайге на лесоповале, утешал мать, просил прислать сухарей.
Узнав адрес, Зоя в тот же день написала ему длинное письмо. Ей хотелось подбодрить его.
Опустив письмо в ящик, Зоя стала ждать ответа. Она знала, что из тюрьмы письма приходят нечасто, но не думала, что так редко. Все подруги получали письма из армии чуть ли не каждую неделю, только она ни одного. Думалось, ее письма теряются где-то в пустоте. Наконец, когда она истомилась от ожидания, пришло письмо.
Володька почти ничего не рассказывал о себе, он больше спрашивал Зою о деревенской жизни, просил сообщить, кто где служит, и передавал приветы. Он так же, как Зоя, не распространялся о своих чувствах. Да и на что он мог надеяться — на то, что девушка будет ждать его десять лет?
Письмо как бы уравняло Зою с подругами, и ей стало легче. Она положила его в шкаф, вначале вынимала каждый день и читала.
В первый год Зоя получила от Володьки шесть писем, во второй —столько же, а на третий —целых одиннадцать. За примерное ли поведение его поощрили или он сам нашел какую-то лазейку — Зоя не знала.
Но вот минуло три года, и приятели Володьки стали возвращаться из армии, не кичливыми юнцами, какими ушли, а зрелыми молодыми людьми. Они были уже настоящими женихами, тут и пошли свадьбы.
Свадьбы радовали Зою и одновременно печалили. Круто менялась жизнь ее подруг, с которыми она столько лет, в летнюю жару, зимнюю стужу, осеннюю непогодь, весеннюю распутицу, ходила на фабрику и после смены — назад домой. Сколько верст прошагали, сколько разговоров переговорили!
Свадебная кутерьма начиналась с того, что из дома невесты в дом жениха везли приданое, обязательно шифоньер с зеркалом, постельные принадлежности и невестину одежд. Толпа народа обступала подводу, и веселый дружка с полотнищем через плечо показывал приданое, хвастал богатством.
Зоя глядела и думала, что у нее все припасено, но долго, очень долго еще не будет из-за нее суетиться народ на улице.
Затем начиналось застолье и продолжалось два дня, и люди не знали предела веселью — не все же будни и работа.
На одной свадьбе, когда выходила замуж ее ближайшая подруга, Зоя почувствовала на себе взгляд. Подняла голову— напротив сидел красивый смугловатый парень. Весь вечер они переглядывались, а когда стали плясать, парень крутился возле нее.
Случалось, и раньше к ней кто-нибудь подходил и начинал говорить, но Зое никто не нравился, и ее неприступный замкнутый вид сразу отрезвлял ухажеров. Первый раз после Володьки ей понравился другой человек. Она узнала, что его звать Сашка и родом он из города, родственник жениха.
И тут ей чуть ли не впервые пришла мысль: «Почему должна ждать Володьку?» Она ведь не жена его. Он испортил свою жизнь и сделал ее несчастной. Теперь бы, может быть, люди тоже веселились па их свадьбе, а она бы сидела в подвенечном платье, гордая и счастливая тем, что устраивается ее судьба. Сколько ждать его?
Еще семь лет! Половины срока не прошло. А вернется — захочет ли взять ее в жены? Могут наговорить про нее всякое. Зою охватило отчаяние, а парень стоял рядом, и его горячая рука касалась ее руки.
В темных сенях он крепко обнял ее и поцеловал. «Ну и пусть, ну и пусть», — думала Зоя. Ей стало весело, и она пошла плясать русского, удивляя всех лихостью, хотя обычно была сдержан на.
— Зойка, стерва! — крикнул кто-то, а может быть, ей послышалось.
Домой она пришла поздно и упала на кровать. Старалась уснуть, но долго не могла. «Я здесь веселюсь. А он как там?» — думала она. Наконец уснула. Утром, проснувшись и вспомнив, что произошло вчера, Зоя закуталась с головой в одеяло.
Ей мучительно стыдно было своего малодушия, мыслей, веселья. Она ждала три года и прождет еще, сколько нужно. Ее судьба зависит от его судьбы.
Свадьба продолжалась и на другой день. Сашка по-прежнему смотрел на нее, но Зоя не отвечала на взгляды, словно между ними вчера ничего не было, и тот с недоумением отошел.
Зоя перебралась в райцентр, сняла комнату. В деревню приезжала, чтобы проведать двух матерей, свою и Володькину. По шоссе пустили автобус, и она ездила на автобусе.
Отработав смену, шла домой, вышивала, вязала и не было часа, минуты, чтобы не вспомнила, не подумала о Володьке. Выходила на улицу и глядела в ту сторону, где лежала огромная земля под суровым названием Сибирь. Там ее Володенька.
Зоя, как ни терпелива была, задыхалась от одиночества.
Ей казалось, что еще немного — и она умрет. Она решила во что бы то ни стало увидеть его, чтобы от этой встречи запастись и терпением. Написала Володьке о том, что приедет повидаться, и начала готовиться к отъезду.
Когда стояли на платформе в ожидании поезда, Володькина мать тетка Марья, заплакала в голос:
Доченька моя, да за что ты себя на такие муки обрекаешь? Да не достоин он тебя, окаянный! Пусть бы один маялся. Что ты губишь из-за него свою красу и молодость! Я теперь не по нем страдаю, а по тебе.
Сам начальник станции, узнав, что она едет в Сибирь, обещал задержать состав, если не успеет сесть: поезд останавливался здесь всего на одну минуту. Зоя впервые ехала в такую даль и немного побаивалась.
Кроме нее, никто на этот поезд не садился. Только успела подняться в вагон, как поезд тронулся — и замелькали столбы. Пассажиры пока ехали от Москвы, успели перезнакомиться, и на Зою сразу кинулись с расспросами, кто она, откуда и куда едет.
В ее купе сидели одни мужчины: геолог, ехавший на Сахалин, военный моряк и пожилой человек.
Когда она сказала, что едет к своему парию, который находится в заключении и что не виделась с ним пять с лишним лет, все, немного приоткрыв рты, посмотрели на нее, а геолог даже свесил голову с верхней полки и внимательно разглядывал девушку.
— И вы все время ждали его? — спросил моряк.
— Да ждала, — ответила Зоя.
Всех опять изумила простота, с какой она сказала об этом, как будто речь шла о чем-то незначительном. — о разлуке, продолжавшейся всего месяц.
— Ну а он, он вас ждет? — с нажимом произнес пожилой.
— Он мне пишет.
— Впрочем, ему ничего не остается делать, как ждать. Вы подумали о том, каким он стал за пять с лишним лет? — продолжал пожилой. — Милая девушка, тюрьма — это не курорт! Она, к сожалению, не воспитывает человека, как бы нам этого ни хотелось, а только калечит. Поверьте мне, за много лет работы в Сибири я насмотрелся на всяких.
Геолог кашлянул, чтобы прекратить бестактный разговор. А поезд мчался и мчался, все дальше увозя Зою от дома, приближая встречу с Володькой.
Перед тем как сойти в Омске, пожилой мужчина, сказал с подъемом:
— Посмотрите, сколько вокруг прекрасных людей! А вы, молодая красивая девушка, держитесь за заключенного, который осужден за преступление.
Зоя пожалела, что рассказала случайным попутчикам о себе.
Но ее утешил геолог.
— Не слушайте этого старого болтуна. — сказал он, когда тот вышел. — Вы хороши тем, что ждете.
Володьку по отбытии половины срока расконвоировали. Жил он в поселке полувольно и работал в тайге.
Зоя полдня прождала его в комнате для приезжих. Володьку отпустили пораньше, он шел от леса к конторе по неглубокому снегу в шапке с ушами, завязанными под подбородок, телогрейке, ватных штанах, валенках и рукавицах. Все в одежде было рассчитано, чтобы сберегать каждую частицу тепла, вырабатываемую телом.
В памяти Зои Володька остался двадцатилетним парнем с веселым красивым лицом, и она думала, что он такой же, но увидела состарившегося раньше времени мужчину с серым лицом, обросшим недельной щетиной.
Зоя глядела на него в окно, узнавала и не узнавала, и ее охватывало смущение. Вспомнились слова пожилого попутчика. Неужели это тот самый Володька, о котором она столько передумала? Она надеялась, что этот человек пройдет мимо, а следом за ним появится настоящий Володька. Но нет. это был он. Его шаги раздались на крыльце.
Много раз Зоя пыталась вообразить их встречу — и не могла. Ей бы хотелось, как в кино, броситься в объятия. Но она знала, что так вести себя они не смогут.
— Приехала? — спросил Володька, забыв поздороваться, когда переступил порог комнаты.
— Да, — ответила Зоя, с изумлением глядя на него, Володька посмотрел на два больших чемодана и сглотнул слюну.
— Пожрать привезла? Дай, а то скоро с работы пойдут.
Зоя поставила на скамейку чемоданы и открыла замки. Володька, сняв рукавицы, опустился на колени, словно собирался молиться, стал вынимать сушеную рыбу, сухари, сало, яблоки, конфеты.
Зоя обратила внимание, что на левой руке у него нет двух пальцев, большого и указательного. Володька остановился на хлебе и соленом свином сале. Отрезав толстый ломоть сала и положив его на хлеб, начал жадно есть, теребить зубами сало, мотая при этом головой.
Глотая, он давился и зыркал по окнам не идет ли кто. Он напоминал голодного пса, у которого в любую минуту могли отнять еду более сильные собаки. Зоя отвернулась.
Насытившись. Володька громко икнул.
Что у тебя с рукой? — перебарывая отвращение, спросила Зоя.
— На лесоповале бревном защемило. Пришлось отнять оба пальца. Хорошо, что на левой руке.
— Давно?
— Года два как.
— Почему же не написал об ном?
— Не хотел огорчать мать Как она там?
— Ничего, живет. Немного прихварывает и боится умереть. «Мне бы, говорит, только Володьку дождаться. А там умру хоть на другой день». Привет тебе шлет.
Зоя рассказывала о деревенских новостях, об их сверстниках, кто где устроился и как живет, обо всем этом она писала раньше в письмах, а теперь говорила подробней.
Володька, видно, совсем разучился улыбаться, с лица не сходило выражение настороженности, и Зоя с ужасом поняла, что и душа его этого человека стала тоже другой. Да и как ей сохраниться прежней! Как выдержать такой срок, десять лет заключения, зная, что твои сверстники сейчас гуляют, встречаются с девушками, женятся.
— Идут с работы. Убирай! сказал Володька, кивнув на открытые чемоданы.
Зоя увидела темную цепочку людей, бредущих за бараком.
— Их не охраняют? — спросила она, немного испугавшись.
— Тут все расконвоированные. Да и куда отсюда убежишь? На полтораста верст вокруг нет никакого жилья … Они знают, что ко мне приехали, и я должен им что-нибудь отнести.
Он взял кусок сала, сухарей, яблок, рассовал по карманам, подумал и положил одно яблоко назад.
— Возьми еще, — сказала Зоя.
— Они сожрут все. Хватит с них… Знаешь, ты особо-то не выходи, не показывайся и дверь запирай. Вечером приду.
Володька вернулся вскоре. Зоя жарко натопила плиту, нажарила сала, вскипятила чайник и накормила Володьку горячим ужином. Он снова ел жадно, на скулах ходили желваки, а в глазах был хищный блеск. В бараке он успел побриться, и на щеках его заиграл румянец, напомнивший Зое прежнего Володьку.
Целую неделю Зоя по вечерам кормила его, и лицо Володьки понемногу начинало округляться, а душа просыпаться. Оказывается, он был просто голоден. Однажды Володька не доел жаренную на свином сале картошку.
— Ты что? — удивилась Зоя.
— Не хочу, — ответил он, наелся.
Пора было говорить о деле, ради которого она сюда приехала.
— Володя, я дождусь тебя в любом случае, но будет лучше, если мы поженимся. Так легче ждать тебя.
Вначале Володька не поверил своим ушам. Может быть, ослышался?
Когда оказался в заключении, он думал, что жизнь его кончилась, он не выйдет отсюда, никогда не познает радости семейной жизни и свободы. Много раз возникало желание умереть.
Все мысли, желания были направлены на добывание пищи, он ждал обеда, ужина. Дни, когда из дома приходила посылка и он наедался досыта, считались праздничными.
Так минуло пять лет, половина срока, и вот приехала Зоя, о которой он старался не думать, хотя и слал ей письма в надежде получить посылку, и она вернула ему надежду на счастье.
—А вы знаете, что Петухову находиться в заключении еще четыре с лишним года? — спросил Зою начальник лагеря, когда она заявила об их намерении пожениться.
— Знаю.
— И вас это не пугает?
— Нет.
— У нас здесь еще такого не было. Обычно приходили извещения о разводе. А вот чтобы кто-нибудь захотел выйти замуж за заключенного — такого случая я не припомню.
Он согласился отпустить Петухова с ней в сельсовет, находившийся в полуторостах километрах от поселка, где они могут расписаться.
Весть о том, что к Володьке приехала девушка и он женится, вмиг распространилась по таежному поселку, и к конторе подходили люди, чтобы взглянуть на Зою.
Все предполагали, что она дурнушка, не сумевшая найти себе на свободе мужа и приехавшая поэтому сюда, но когда увидели, что она не только нормальная, но даже красивая, отходили от конторы, качая головами.
В кабине лесовоза они доехали до сельсовета и предстали перед изумленным председателем и секретарем. Зоя была в нарядном платье, захваченным из дома, а Володька в спецовке заключенного.
На улицу они вышли мужем и женой Зоя вспоминала шумные деревенские свадьбы с разукрашенными лентами лошадьми, дружками, застольями, и ей делалось грустно. Но все же она была довольна. Осталось еще столько же подождать Володьку, и они заживут вместе и никогда не будут разлучаться.
Зоя неделю прожила в поселке и уехала, и снова для Володьки потянулись томительные дни. Проснувшаяся душа тосковала, тосковала сильно, как в первые дни, когда оказался тут и его ждали десять долгих лет.
Теперь он утешал себя тем, что половину отсидел. Ради будущего счастья стоит собрать всю свою волю и выдержать оставшийся срок, вынести все.
Зоя наполнила его таким чувством, что долго после ее отъезда чудилось, будто он побывал в какой-то волшебной стране. Он прикасался к женщине, слышал ее голос. За пять лет он даже забыл, как звучит женский голос.
Лежа после работы на нарах, Володька предавался воспоминаниям. Он старался вообразить Зоину походку, вспоминал слова, которые она говорила ему.
Ждать Зое после того, как она вышла замуж, в самом деле стало легче. Сознание, что она теперь мужняя жена, делало ее спокойной и уверенной. Вскоре она узнала, что забеременела.
Марья летала по деревне из дома в дом п без конца повторяла рассказ невестки о том, как она съездила к Володьке, как им разрешили расписаться и что Зоя теперь ждет ребенка.
—Дело, дело, —поддакивали ей люди.
А Марья расходилась пуще и пела соловьем.
Летом Зоя родила девочку, которую назвали Дашей. Володьке осталось сидеть четыре года.
Как замужней женщине, имеющей ребенка, ей дали от фабрики комнату в коммунальной квартире. Зоя перебралась в нее н начала хлопотать, устраивая свое гнездо. Ведь сюда должен вернуться Володька. Вскоре комната, запущенная и потемневшая, засветилась белым потолком, новыми обоями.
Все свободное время у нее занимала дочка, но Зоя не только не тяготилась, а была рада. Что бы она делала, если бы не ребенок? Какими пустыми показались бы вечера, выходные дни.
Так в заботах прошел еще год. Дочка стала бегать, лепетать и Зоя сообщала мужу, чтобы и он радовался вместе с ней. Раз в месяц она слала ему посылки. Съездить бы к нему, навестить, показать дочку, да денег нет. Лучше подождать. Володька не звал ее, понимая, как трудно будет после расставания.
Минуло еще два года. Пошел последний год.
Пожалуй он был такой же трудный, как первый, потому что тянулся бесконечно долго. Володьке хотелось закрыть глаза, залечь в спячку, чтобы время шло незаметно. Но оно двигалось черепашьим шагом. Теперь он торопился домой, чтобы начать отсчет нового счастливого времени.
Наконец кончился и этот год. Володька отсидел сполна, расплатившись не только за свою ошибку. Пришел юнцом, а уходит тридцатилетним мужчиной, отдав лучшие годы короткой человеческой жизни тюрьме.
Зоя встретила его на перроне с четырехлетней дочкой.
Оставшуюся жизнь они прожили, пожалуй, счастливее чем многие люди, потому что, наверное, никогда не забывали долгих лет разлуки и одиночества.
